ЧТО ОБЩЕГО У КАЗАКОВ С КАЗАХАМИ?! Два года назад

ЧТО ОБЩЕГО У КАЗАКОВ С КАЗАХАМИ?! 

Два года назад Россия отметила 102-летие классика русской литературы советского периода Михаила Шолохова. Он, хоть и удостоился Нобелевской премии, наверное, по значению не сравним с А.С.Пушкиным, чье 200-летие 8 лет тому нзад широко отмечалось не только в России, но и также в Казахстане. (Кстати сказать, одной из двух премий президента РК по журналистике в том 1999 году удостоился журналист-пушкиновед С.Абрахманов из газеты “Егемен Казакстан”).

Но для Казахстана М.Шолохов был вовсе не чужой человек. Поэтому жаль, что его юбилей у нас не отмечался подобающим образом.

В течение 14 лет он приезжал в Западно-Казахстанскую область и здесь, в одном из сел (где у него как бы находилась летняя резиденция), с весны до глубокой осени отдыхал и работал. С удовольствием общался с тамошним населением. И помогал в решении проблем местного совхоза. Достаточно упомянуть хотя бы то, как он в свое время, используя большой авторитет писателя-лауреата и полномочия должностного лица в Верховном Совете СССР, выбивал для него в Москве сельхозтехнику.

“На Дону я казак, на Урале я казах”

Одним словом, он оставил добрую память о себе у тех простых казахстанцев, рядом с которыми он в течение полутора десятка лет проводил летние периоды своей жизни. В Уральске охотно цитируют сказанные М.Шолоховым однажды слова: “На Дону я казак, на Урале я казах”. Откуда у него такая привязанность с казахстанскому Приуралью, к казахам?

Может, все началось с такого случая. М.Шолохов, который в годы Великой Отечественной войны, перевезя свою семью в Западный Казахстан, по пути подобрал двух казахских детей-сирот и довез до города. Писатель, который должен был отправиться на войну, хотел их усыновить. Но жена, как это следует из ее опубликованных воспоминаний, воспротивилась, говоря, что тогда семья не выживет. И М.Шолохов, как она утверждает, всю оставшуюся жизнь упрекал ее за то, что она не дала этих детей усыновить, и себя – за то, что ее послушался и не настоял на своем… Как бы то ни было, писатель и его семья появились в Казахстане, когда началась война. Тогда и сложилась связь, которая потом была продолжена. Видимо, писатель чувствовал себя в казахстанском Приуралье хорошо, раз он регулярно приезжал туда и жил подолгу.

С другой стороны, можно, думается, предположить, что он, как незаурядный исследователь жизни казачества, предметно заинтересовался вопросом о том, какая может быть связь между казаками и казахами. Не мог не спрашивать себя об этом писатель, в самой известной книге которого - “Тихом Доне” - присутствует целый ряд таких специфических казацких терминов, которые подавляющему большинству родных ему русских читателей практически совершенно не знакомы и которые вместе с тем вполне понятны для любого традиционного казаха.

Назовем некоторые из них: “бурсаки” (по-казахски – “бауырсаки”) – разновидность хлебного изделия, “дудак” (“дуадак”) – “дрофа”, “маштаковатый” (мастек) – “приземистый”. Вот они строки из “Тихого Дона”, где эти слова присутствуют: “Привезла домашних сдобных бурсаков” и “Ильинична совала Наталье в кофту мягких бурсаков”, “А казарки - молдаванки, Дудаки - дураки, Кваки – забияки”, “Григорий видел маштаковатых, не донских коньков с подрезанными хвостами” и “Маштаковатый конишка Прохора на ходу тянулся к траве”.

Два Аксая – донской и уральский

Или возьмем названия населенных пунктов на Дону. Знаменитая станица Аксайская, которая происходит от слова “аксай”. Так вот Аксай есть не только в родной М.Шолохову Ростовской области, но и также в Западно-Казахстанской области, куда ему так нравилось летом приезжать с тем, чтобы отдохнуть и поработать. Когда речь заходит о происхождении названия донского Аксая, привычным образом ссылаются на татарский язык. Но если тут начать предметно разбираться, возникает недоразумение. “Ак” - в татарском, как и в большинстве других тюркских языках, дает значение “белый”. А вот слово “сай” - означает “неглубокий”. То есть является прилагательным. Название местности, представляющей из себя сочетание двух прилагательных, - это явление для тюркских языков крайне редкое. Да и не только для них, наверное... А вот если переводить “аксай” на русский как казахское словосочетание, все сразу становится понятным: “ак” - также “белый”, а “сай” - “овраг”, “русло реки”. Поэтому неудивительно, что в топонимике Казахстана название “Аксай” встречается часто. Этакие удивительные параллели не могли остаться не замеченными таким проницательным мастером слова, каким был М.Шолохов. А открыв их, он, думается, должен был проявить живейший интерес к изучению происхождения и природы этих самых схожестей. Может, это и было одним из основных побудительных мотивов его регулярных и продолжительных поездок в Казахстан.

А еще он, бывший почти что ровесником XX века, не мог не знать того, что к началу двадцатого столетия в среде российских историков и этнографов, в особенности таких, которые происходят из казаков, стало распространяться мнение о том, что казахи (или, как их тогда называли, киргиз-кайсаки) и казаки связаны общим происхождением.

Чего М.Шолохов не мог не знать...

К примеру, авторитетнейший знаток истории Донского казачества, генерал-майор И.Ф.Быкадоров (1882-1957г.г., уроженец станицы Нижне-Кундрюченская, Области Войска Донского, один из основоположников Донской армии, созданной в ходе восстания донского казачества против большевиков в 1918 году, долгие годы жил за границей эмигрантом, после 1945 года являлся заместителем председателя Донского войскового круга, ушел из жизни во Франции) и столь же авторитетнейший знаток Запорожского казачества Д.И.Эварницкий (или Яворницкий, 1855-1940 г.г., историк, археолог, этнограф, филолог, фольклорист, писатель, академик АН Украины, при царе был сослан в Ташкент, а при советском строе подвергался осуждению как буржуазный националист и контрреволюционер) утверждали, что казахи или, по их выражению, киргиз-кайсаки состоят в родственной связи со всем казацким миром. А дореволюционный историк казачества Е.Б.Савельев (автор уникальных монографий “Древняя история казачества”, “Средняя история казачества” и “Новая история казачества”, изданных в Новочеркасске) прямо заявлял, что изначально казаки это - “остатки ордынских казаков, не присоединившиеся к киргизам - своим соплеменникам, образовавшим новое ханство” (“Казаки. История”, Владикавказ, 1991 г.).

Не мог М.Шолохов не знать и о том, что Иоганн Миллер (или Иван Егорович Миллер, ставший член-корреспондентом АН России в 1810 году и ушедший из жизни в 1823 году), один из первопроходцев в исследовании истории казачества, утверждал, что само название “казак” происходит от самоназвания группы тюркских племен, которые-де именует себя “киргиз-кайсаками”. Приезжая в Приуралье и общаясь непосредственно с казахами, автор “Тихого Дона” самолично мог удостовериться в том, что те себя определенно называли и называют “казаками”, а вовсе не “киргиз-кайсаками”. То есть – убедиться, что казахи, как и собственно казаки, называли и называют себя “казаками”. Так что можно, думается, допустить, что он, когда в свое время говорил “На Дону я казак, на Урале я казах”, едва ли руководствовался одним лишь только желанием сделать приятное принимавшим его в Западном Казахстане представителям коренного населения.

Все упомянутые выше авторитетные суждения, высказывавшиеся еще в царское время, в наступивший вслед за этим советский период в исторической науке не нашли своего продолжения. И вовсе не потому, что в среде исследователей истории казачества больше не находилось таких, кто бы так или иначе разделял мнение об исторической родственности казаков и казахов. Просто в этот период в общественном мнении и научной литературе всецело и безапелляционно стала властвовать “казенная”, по выражению некоторых современных авторов, теория происхождения казачества, согласно которой в его основе была вольница людей, бежавших или переселившихся в Дикое Поле из русских земель в поисках лучшей доли.

Эта точка зрения (а ее, кстати, придерживался и А.С.Пушкин), рассматривающая казачество как русско-славянскую (русско-украинскую) по происхождению группу населения, через школьную программу утверждалась и закреплялась в общественном сознании в течение многих десятилетий. Подвергающие ее хоть какому-то сомнению мнения на официальном уровне отметались с порога.

Успех был настолько полный, что многие люди в России и Украине, когда наступили времена гласности и плюрализма мнений, даже стали выражать через СМИ возмущение тем, что-де появление в советский период созвучного с названием “казак” официального этнонима “казах” есть результат злых козней коммунической власти против казачества. Мол, она даже само название хотела отобрать у казаков. Вообще, в советское время официальная история исходила из недопущения и мысли о том, что казахи как народ могли бы иметь что-то общее не только с казаками, но и даже половцами, населявшими некогда все те же южно-русские степи.

Даже Лев Гумилев (этого ученого казахская общественная мысль ценит настолько высоко, что добилась присвоения его имени государственному университету в новой столице) отрицал наличие прямой наследственной связи между средневековыми кипчаками и современными казахами. Более того, он считал, что наши предки никогда не добирались до Москвы. Но, с другой стороны, русское изобразительное искусство и кино всегда изображали завоевателей, приходивших в русские города со стороны Степи именно как казахов с их традиционными малахаями на головах. Впрочем, казахский фольклор тоже помнит многое из того, что сейчас привычно воспринимается как страницы истории кипчаков или половцев в южно-русских степях и Крыму.

100 лет назад о такой связи знали больше

Удивительно то, что Л.Гумилев, считавшийся продолжателем идей тех русских ученых, которые в 20-е г.г. XX века основали в эмиграции, в Праге, евразийскую школу, отрицает наличие прямых связей между средневековыми кипчаками (половцами) и нынешними казахами, а сами те – нет. К примеру, Г.Вернадский писал так: “Кипчаки – это половцы и киргизы” (“Монгольское иго в русской истории”, журнал “Наш современник”, №3, 1992 г.). И также, кстати, далеко небесспорным выглядит утверждение Л.Гумилева о том, что казахи никогда прежде не добирались до Москвы. Особенно - в свете того, что 100 лет тому назад отмечали в своих трудах российские же ученые. К примеру, Г.Н.Ахмаров ( 1864-1911 г.г.) в своем исследовании “О языке и народности мишарей” целый век тому назад отмечал сходство обычаев, нравов и склонностей у татар Мещёры и казахов. Общее между ними есть, по его наблюдению, и в женском национальном костюме - в тастаре и камзоле. А также “в лексиконе – большом пласте древнекипчакских слов, отсутствующих в языке казанских татар, но характерных для казахов, алтайских и сибирских татар. Это такие слова, как байтал (кобыла), бильбау (пояс), елкы мае (конское сало), казы (конская колбаса), каны (давай), карагат (черная смородина), кузы (ягненок), куй (овца), кура (жердь), куцкар (баран), куцук (собака), карсак (низкорослый), ялцы (наемный работник) и др.” (А.М.Орлов “Нижегородские татары: этнические корни и исторические судьбы. Опыт топонимического словаря”). Мещёра – это край, расположенный между реками Клязьма, Москва, Ока и Судогда. Если казахи никогда не добирались, как утверждает Л.Гумилев, до Москвы, откуда здесь, в самом сердце России, казахские следы, обнаруженные и зафиксированные еще 100 лет тому назад российским ученым – кстати, татарином по происхождению?!

Мы к вопросу мещерских татар обратились неспроста. Ведь они в прошлом назывались также мещерскими казаками, и при этом их образ жизни и язык был примерно такой же, какой у казахов. Известно, что Мещёра сыграла выдающуюся роль в зарождении и становлении донского казачества. Еще В.Н.Татищев, писал, что “начало сих казаков (донских) из двух мест: одни жили в Мещёре по городкам, и главный их город был на Дону, называемый Донской, где ныне монастырь Донской”. В свое время этнограф А.В.Миртов (“Донской словарь. Материалы к изучению лексики донских казаков” 1929 г.) отмечал, что быт и язык донских казаков подверглись сильному влиянию выходцев из Мещерского края. Получается, что между казахами и казаками Дона есть какая-никая историческая связь уж хотя бы через мещерских татар. И такая взаимосвязь должна была, наверное, представляться весьма любопытной даже для простого человека, связанного своим происхождением с казачеством и Доном. А для автора “Тихого Дона” – видимо, тем более.